Артур Крупенин - Энигматист [Дело о Божьей Матери]

Ознакомительная версия.

— Я, понимаешь ли, немножечко jasnovidec, — начал он вкрадчиво. — И умею предсказывать жизнь человека на годы вперед. Кому на три, кому на пять, кому на десять. А кому и на более длительные сроки. Как будет «десять»? — обернувшись к переводчику уточнил Лучко.

— Deset.

— О-очень хорошо.

Капитан погладил нежную ладонь своей шершавой лапой.

— Как ты знаешь, ясновидцы используют всякие там стеклянные шары, но у меня с собой ничего такого нет. Поэтому предлагаю гадать по Уголовному кодексу. А точнее, по статьям сто пятьдесят восьмой и тридцать третьей. Там очень подробно, доходчиво и, я бы даже сказал, увлекательно рассказано про кражу и соучастие в ней. Тебе понравится, вот увидишь. Ну что? Хочешь услышать мой прогноз лет на deset вперед?

Словенка растерянно посмотрела на переводчика. Тот беспомощно развел руками. Капитан еще ближе придвинулся к задержанной:

— Значит так, Елизавета. Вот ты сейчас молодая, красивая. Вся такая из себя сексуальная. — Лучко провел пальцем по пряди черных как смоль волос словенки и заглянул ей в глаза. — А вот я возьму и на хрен посажу тебя под zaporu на долгие-долгие leto. И не просто посажу, а упрячу в одну камеру с парочкой офонаревших от многолетнего воздержания стокилограммовых бабищ, осужденных по сто пятой статье, часть вторая, то бишь за убийство двух или более лиц…

Девушка, явно уловив смысл, отвела взгляд и зябко поежилась, будто от холода. Капитан сделал паузу, дожидаясь, пока задержанная снова поднимет на него глаза.

— И эти воспоминания, поверь дяде на слово, потом до самой смерти будут мучить тебя всю твою искореженную тюрягой жизнь. Конечно, при условии, что ты не сдохнешь в зоне. Или не повесишься на простыне…

— Но я всего лишь курьер! — почти без акцента воскликнула словенка.

— А вот это уже совсем другой разговор. — Удовлетворенно хмыкнув, капитан погладил девушку по голове. — Ну, Лизонька, рассказывай.

Наскоро перекусив после лекций, Зина с Аней, вместо того чтобы готовиться к занятиям, отправились в интернет-кафе, где до позднего вечера перечитывали сообщения форума «Роман с преподом». Аня как обычно давала едкие комментарии написанному. Любопытно, что кроме случайно забредших посетителей у темы было немало постоянных комментаторов.

Одного из них звали Квазимодо. Безответно влюбленный в преподавательницу, он на снегу перед ее домом как-то написал пылкое признание. Однако вместо дамы сердца на зов вышел ее ухажер и могучей рукой сломал парнишке нос. Совершенно убитый этаким фиаско, Квазимодо так расстроился, что сначала завалил зачет, а затем и вовсе в духе русской народной традиции взял и запил на целых две недели.

— Мы пойдем другим путем, — вторя юному Ильичу, решительно объявила Аня и нетерпеливо принялась прокручивать одну страницу за другой. Прочитав несколько историй, подруги мимоходом выяснили, что, по опыту немалого числа участниц форума, в любом вузе всегда есть отдельные преподаватели из тех, что очень даже не прочь «наполнить старые мехи молодым вином» и не упускают ни одной подходящей возможности. А некий посетитель по прозвищу «Каменный гость», явно работавший преподавателем, прочитав в одном из сообщений исповедь влюбленной в него студентки, тут же деловито предложил ей подойти к нему после завтрашнего семинара.

— Фу, какая мерзость!

Зину передернуло. Нет, Стольцев наверняка совсем не такой. Хотя почему она в этом так уверена? А что, если у блестящего лектора и красавчика Стольцева чуть ли не гарем?

Из сотен комментариев и советов влюбленной студентке в сердце Зины запали всего два или три. Один их них был подписан ником «Дурочка». Забавно, но именно этот совет показался Зине самым разумным. Рассудительная «Дурочка», судя по слегка менторскому тону уже давно получившая диплом, утверждала, что от половины до двух третей студенток высшей школы испытывают привязанность к своим преподавателям, превращая их в некий полигон для неизбежного процесса воспитания чувств.

— Ну, вот видишь, что умные люди говорят? — прокомментировала этот пассаж Аня. — Чем бы у вас всё ни закончилось, а от Стольцева все одно будет польза. Он тебе вроде тренажера. Разовьешь по ходу, что надо и где надо.

Подруги едва сдержались, чтобы не расхохотаться, с Аниной подачи представив Стольцева в роли этакого гимнастического козла, через которого нужно было перепрыгнуть. Впрочем, Аня признала, что выражение «козел», пусть даже и гимнастический, по отношению к Стольцеву звучало слишком уж обидно. Затем они в четыре глаза изучили основы успешного построения отношений с преподавателем, описанные «Дурочкой» на собственном примере:

«…Когда мне было восемнадцать, я тоже поуши втюрилась в нашего профессора. Весьма симпатичный и кругом такой положительный. В общем, селая и стала думать, как быть. И додумалась. Придя на кафедру, с жаром изобразила неподдельный интерес к научной деятельности. Поверьте моему опыту, самый надежный путь к сердцу преподавателя — это знать его предмет!

Сами подумайте, уповать на одно только смазливое личико не приходится. У яркого и не обделенного внешними достоинствами педагога всегда куча поклонниц со всеми вытекающими: выставляющие напоказ свои прелести воздыхательницы, бесконечные письма, звонки и эсэмэски, откровенные взгляды, недвусмысленные намеки. Конкуренция бешеная. Так что путь один — грызите науку пуще остальных, и вам воздастся. Как мне в свое время. Сначала чистая наука, потом треп за жизнь, затем продолжение разговора в кафе, первый поцелуй на прощание и наконец — завоеванное сердце любимого.

Дерзайте, и у вас все получится. Преподы, они ведь тоже люди»

Несмотря на довольно подробное описание победоносной стратегии завоевания неприступного преподавательского сердца, весьма доходчиво изложенное искушенной в сердечных делах «Дурочкой», Зина пока толком не знала, с чего начать. Предмет Стольцева она и так обожала. Быть на лекциях активнее, чем она, невозможно. Что же остается?

— Ждать удобного случая, — подбодрила ее Аня.

Поутру Лучко с видом триумфатора торжественно докладывал Деду об обстоятельствах, при которых была обнаружена пропавшая из Кремля икона.

Шеф пребывал в приподнятом расположении духа. Острым как бритва ножом он чистил большое зеленое яблоко. Особого проку в этом не было, поскольку, покончив с яблоком, Дед всегда съедал и очистки, но сам процесс, похоже, доставлял ему немалое удовольствие.

Ловко орудуя выкованным тюремными умельцами клинком, лишь немногим уступавшим в размерах хорошему мачете, Дед благосклонно слушал доклад подчиненного. Надо сказать, подобное благодушие было большой редкостью. В целом генерал отличался суровостью и беспричинной вспыльчивостью. Он мог ни за что ни про что наброситься даже на убеленного сединами полковника, не то что на капитана, который по иерархическим меркам городского следственного управления до сих пор считался чуть ли не салагой.

Ознакомительная версия.